Слово – ленинградцам

27 января отмечается День снятия блокады Ленинграда. Блокаду называют одной из самых страшных гуманитарных катастроф  XX века. В память о годах блокады мы подготовили для вас подборку книг с воспоминаниями жителей города – ведь правду о том, как они выстояли в самых невыносимых условиях могут рассказать лишь сами ленинградцы.

Инбер, В. М. Почти три года. Ленинградский дневник / В. М. Инбер. – Mосква : Советская Россия, 1968. – 298 с.

К началу войны поэтесса Вера Михайловна Инбер и её муж Илья Давыдович Страшун оказались в Ленинграде. Блокаду они пережили вместе. Инбер выступала по радио, читала в госпиталях, ездила на линию фронта и вела дневник, в котором описывала всё происходящее в городе.

16 сентября 1941 года
Как-то странно сделалось на душе, когда свежий женский голос сказал кратко: «До конца войны телефон выключен...» Я попыталась что-то возразить, протестовать, но сама поняла, что бесполезно. Через несколько минут телефон звякнул и умолк... до конца войны.

И квартира сразу замерла, захолодела, насторожилась. Оторвалась от всего города. И так телефоны были выключены повсюду в один и тот же час. Остались только считанные: в учреждениях (особо важных), в больницах, в госпиталях.
.
7 часов 20 минут вечера
Сегодня вымыла голову, может быть, в последний раз в жизни. Седая голова. Жизни прожито много. Но можно было бы жить еще. А вот удастся ли... кто знает...

6 ноября 1941 года
Вчера я в первый раз в жизни поняла, что означает выражение «подкосились ноги».
Я была одна на большой гулкой лестнице, на площадке с громадным лестничным окном, когда ударила бомба совсем близко. Я различила основной громовой удар, а потом дополнительные раскаты. Колебание, бурление почвы. Земля бурлила, как вода. И наш дом зашатался.
Не помня себя, я прибежала в бомбоубежище, где были уже все наши. Ноги у меня были как из ваты. Потом все прошло.

Книгу можно взять в Отделе обслуживания Центральной городской библиотеки

Адамович, А. М. Блокадная книга / Алесь Адамович, Даниил Гранин ; [вступительная статья А. П. Крюковских ; художник Д. М. Плаксин]. – Переизд. – Ленинград : Лениздат, 1984. – 543 с. : ил.

В предисловии читаем: «Предлагаемая читателю книга рассказывает о героизме жителей осажденного фашистами Ленинграда, переживших тяжелейшие блокадные дни. Авторы, известные писатели А. Адамович и Д. Гранин, опираясь на собранные ими рассказы и дневники переживших блокаду, знакомят нас с обыкновенными ленинградцами, которые самоотверженно и скромно выполняли свой патриотический долг.

Перед читателем проходят разные люди. Мужчины и женщины, взрослые и дети, рабочие и служащие, военные и гражданские, коммунисты и беспартийные — советский народ, который показал свою убежденную преданность социалистическому образу жизни, перенес неслыханные трудности и победил в жестоком единоборстве с врагом. Авторов интересует в первую очередь пережитое, ибо, говорят они, «надо прежде всего представить всю меру лишений, утрат, мучений, пережитых ленинградцами, только тогда можно оценить высоту и силу их подвига».

Самое большое несчастье — у мамы украли хлебные карточки. Ведь это же смерть. До 1-го еще далеко. Без хлеба жить невозможно. Что делать? Когда я пришла с работы и мне мама об этом сказала, я прямо не знала, что делать. Сгоряча я ее поругала, потом разревелась. Но ведь этим не поможешь.
Пошли на рынок. Купили 500 граммов, заплатили 150 рублей. Спасибо, что продали. Но ведь каждый день невозможно покупать на рынке, никаких же денег не хватит. Хорошо, если будут давать кое-какие продукты, а если нет, то очень тяжело пережить это время. Я приложу все силы, потрачу все деньги свои и Федины, но только бы выжить. А живы будем, все потом наживем. Только бы пережить! Очень тяжело, но что же делать? На маму сердиться не могу. Наверно, судьба наша такая.

Мне было тридцать четыре года, когда я потеряла мужа на фронте. А когда нас потом эвакуировали вместе с моими детьми в Сибирь, там решили, что приехали две сестры — настолько она была страшна, стара и вообще ужасна. А ноги? Это были не ноги, а косточки, обтянутые кожей. Я иногда и сейчас еще смотрю на свои ноги: у меня под коленками появляются какие-то коричнево-зеленые пятна. Это под кожей, видимо, остатки цинготной болезни. Цинга у нас у всех была жуткая, потому что сами понимаете, что сто двадцать пять граммов хлеба, которые мы имели в декабре месяце, это был не хлеб. Если бы вы видели этот кусок хлеба! В музее он уже высох и лежит как что-то нарочно сделанное. А вот тогда его брали в руку, с него текла вода, и он был как глина. И вот такой хлеб — детям... У меня, правда, дети не были приучены просить, но ведь глаза-то просили. Видеть эти глаза! Просто, знаете, это не передать... Гостиный двор горел больше недели, и его залить было нечем, потому что водопровод был испорчен, воды не было, людей здоровых не было, рук не было, у людей уже просто не было сил. И все-таки из конца в конец брели люди, что-то такое делали, работали. Я не работала, потому что, когда я хотела идти работать, меня не взяли, поскольку у меня был маленький ребенок. И меня постарались при первой возможности вывезти из Ленинграда: ждали более страшных времен. Не знали, что все пойдет так хорошо, начнется прорыв и пойдут наши войска, пойдет все очень хорошо. Нас вывезли в июле месяце сорок второго года.

Книгу можно взять в библиотеке на Добролюбова, библиотеке Лосты, библиотеке на Пролетарской, библиотеке Тепличного микрорайона , библиотеке на Псковской, Отделе обслуживания Ценральной городской библиотеки.

Гинзбург, Л. Я. Записки блокадного человека. Воспоминания [16+] / Лидия Гинзбург ; [предисловие К. Кобрина]. – Москва : Эксмо, 2014. – 636, [2] с. – (Библиотека всемирной литературы : серия основана в 2002 году).

Воспоминания известного литературоведа Лидии Яковлевны Гинзбург о блокаде Ленинграда.

Покоя той зимой не было никогда. Даже ночью. Казалось бы, ночью тело должно было успокоиться. Но, в сущности, даже во сне продолжалась борьба за тепло. Не то чтобы людям непременно было холодно — для этого они наваливали на себя слишком много вещей. Но именно поэтому тело продолжало бороться. Наваленные вещи тяжко давили, и — хуже того — они скользили и расползались. Чтобы удержать эту кучу, нужны были какие-то малозаметные, но, в конечном счете, утомительные мускульные усилия. Нужно было приучить себя спать неподвижно, собранно, особым образом подвернув ногу, которая придерживала основу сооружения. Иначе все сразу с неудержимой жестокостью могло поползти на пол. И тогда в темноте, в убийственном холоде придется опять кое-как громоздить сооружение, совсем уже шаткое и негодное. Нельзя было раскинуть руки или приподнять колени под одеялом, или вдруг повернуться, уткнув лицо в подушку. То есть тело и нервы полностью никогда не отдыхали.

В своих квартирах люди боролись за жизнь, как борются погибающие полярники. Утром они просыпались в мешке или в пещере, которую с вечера устраивали из всех вещей, какие удавалось на себя натащить. Просыпались в четыре часа, в пять. За ночь удавалось согреться. А вокруг стоял холод, который будет весь день неотступно мучить-все же люди с нетерпением ждали — даже не утра, потому что утро (свет) наступало гораздо позже,-они ждали повода встать, приближаясь к началу нового дня, то есть к шести часам, когда открываются магазины и булочные. Это не значит, что человек к шести часам уже всегда отправлялся в булочную. Напротив того, многие старались оттянуть (сколько хватало сил) момент получения хлеба. Но шесть часов — это успокоительный рубеж, приносивший сознание новых возможностей. В своем роде это был даже лучший момент — хлеб еще весь впереди, но он уже достижимая реальность сегодняшнего дня. Голодное нетерпение пересиливало страх холода. Оно гнало людей из обогретой дыханием пещеры на мороз собственной комнаты. Вставать было легко, легче, чем в той жизни, когда человека ждала яичница, о которой можно было не думать. Притом упростился переход. Спали почти не раздеваясь; достаточно было поскорее сунуть ноги в валенки, валявшиеся у постели.

Книгу можно взять в библиотеке на Гагарина

Сухачев, М. П. Дети блокады : повесть для среднего возраста / Михаил Сухачев ; художник Г. Алимов. – Москва : Детская литература, 1989. – 175, [1] с.

Эта книга рассказывает о тяжелых и страшных воспоминаниях, о борьбе ленинградцев и их детей, оставшихся в городе, об их невыносимых страданиях от голода и холода. А ещё – о мужестве и стойкости, о тяжёлом труде наравне со взрослыми.

Да, я из города, который фашисты охватили обручами и закрыли на них замки, чтобы, как они говорили, не проскочила мышь ни туда, ни обратно (она и не могла проскочить, потому что все мыши были съедены). Нас, детей, в этом кольце осталось более 400 тысяч. Я из того времени, о котором поэт Юрий Воронов, также переживший в 12 лет блокаду Ленинграда, сказал: «Нам в сорок третьем выдали медали и только в сорок пятом – паспорта». В книге «Дети блокады» я рассказал о ребятах, которые воспринимали окружающий мир таким, каким он был, не хлюпиков, не ноющих, не изводящих взрослых просьбами о хлебе.

Книгу можно взять в Центре писателя В.И. Белова, в библиотеке семейного чтения на улице Трактористов, в библиотеке на Судоремонтной, в библиотеке на Можайского, в библиотеке на Гагарина

Сапаров, А. В. Дорога жизни : документальная повесть / А. Сапаров. – Mосква : Воениздат, 1961. – 317, [3] с.

Ариф Васильевич Сапаров – советский писатель и журналист, военный корреспондент. Непосредственный участник и первый летописец героических рейсов по ледовой трассе - легендарной «Дороге жизни», связавшей осажденный Ленинград с «большой землёй».

Одним из самых зловещих дней блокады стал надолго запомнившийся ленинградцам день 13 ноября 1941 г. Начался он с извещения горторготдела о новом, четвёртом за последние полтора месяца, сокращении хлебных норм в блокированном врагом Ленинграде. На этот раз суточные нормы были доведены до крайнего минимума: рабочим по 250 граммов, всем остальным - по 125граммов хлеба. И какого хлеба! Вкусивший его хоть единожды будет помнить его до конца дней своих! Прогорклый, комковатый, сырой, на две трети состоявший из разных примесей.

Дорога жила при любой погоде и в любое время суток. Недалеко от западного берега, в густых зарослях обледенелого камыша, высился наспех срубленный из неструганных брёвен шлагбаум. Другой такой же шлагбаум был сооружён на восточном берегу. Всякий, кто вступал на ледовую трассу предъявлял у шлагбаума свои документы.

На запад, от Кобоны к Осиновцу, шли нескончаемые вереницы автомашин с ржаной мукой, сахаром, консервами, маслом, сгущенным молоком, крупами и другими продуктами для ленинградцев.

Навстречу этому потоку по соседней грузовой нитке двигался ещё один нескончаемый поток . В нём были машины с ленинградскими женщинами и детьми, покидавшими родной город, чтобы облегчить его защиту от врага.

Книгу можно взять в Центре писателя В.И. Белова

И в завершение –отрывок из блокадной поэмы Ольги Берггольц, поэтессы, ставшей голосом блокадного Ленинграда.

Да, мы не скроем: в эти дни
мы ели землю, клей, ремни;
но, съев похлебку из ремней,
вставал к станку упрямый мастер,
чтобы точить орудий части,
необходимые войне.

Но он точил, пока рука
могла производить движенья.
И если падал — у станка,
как падает солдат в сраженье.

И люди слушали стихи,
как никогда,— с глубокой верой,
в квартирах черных, как пещеры,
у репродукторов глухих.

И обмерзающей рукой,
перед коптилкой, в стуже адской,
гравировал гравер седой
особый орден — ленинградский.
Колючей проволокой он,
как будто бы венцом терновым,
кругом — по краю — обведен,
блокады символом суровым.
В кольце, плечом к плечу, втроем —
ребенок, женщина, мужчина,
под бомбами, как под дождем,
стоят, глаза к зениту вскинув.
И надпись сердцу дорога,—
она гласит не о награде,
она спокойна и строга:
«Я жил зимою в Ленинграде».
Так дрались мы за рубежи
твои, возлюбленная Жизнь!
И я, как вы,— упряма, зла,—
за них сражалась, как умела.
Душа, крепясь, превозмогла
предательскую немощь тела.
И я утрату понесла.
К ней не притронусь даже словом —
такая боль... И я смогла,
как вы, подняться к жизни снова.
Затем, чтоб вновь и вновь сражаться
за жизнь.